+17
большая тёрка
Тёрка в тагах
Большая Тёрка / Мысли / Личная лента katehon /
katehon
Про пирожки
Очень трогательная статья
Британский театр «Роял корт» совместно с фестивалем «Золотая маска» проводил в Москве семинар по документальному театру. В нем участвовали двенадцать режиссеров кино и театра и драматургов, среди которых была и я
Иногда улыбаться людям и быть приветливым легко и приятно, но бывает, просто убил бы того, кто рядом стоит, разговаривает и, если вдуматься, ничего ужасного тебе не делает. Я часто думаю, почему у людей бывают такие фазы. И особенно у меня— у людей-то еще ладно.
Задание нам поступило такое: разбиться на пары, найти в пяти минутах ходьбы от помещения, где проводились занятия, целый мир — с особыми законами, реальностью, обитателями — и описать его.
И мы с драматургом Настей Брауэр пошли в монастырь. Там ужасно вкусно пахло пирож ками. Навстречу шел молодой человек.
— Заходите на выставку, — говорит. — У нас тут фото из Крыма.
Мы говорим:
— Выставка выставкой, но у вас тут подозрительно пирожками пахнет.
Тут молодой человек назвался иереем Димитрием и повел нас в пекарню. И мы пошли за ним, как Алисы за белым кроликом.
Пекарней заведовал отец Варсонофий. Он косил на один глаз и был очень приветлив. Мы и рта открыть не успели, как он стал нас кормить, усадив за длинный стол. На столе стояли кувшины с компотом, корзинки с печеньем, вазочки с вишневым вареньем. Пробегала туда-сюда деловая посудомойка — узбечка Аня. Отец Варсонофий сто раз повторил, что почему-то очень нам рад, и с извинениями подал обед.
— Суп — простите, на подсолнечном масле. Перловка — простите, с грибным соусом, но очень вкусная. Люди не знают, что такое печь, — задумчиво подытожил он. — Уходит эта культура — пирожки.
— Вы в метро редко спускаетесь, отец Варсонофий, — сказал иерей Димитрий. — Там полно пирожков.
— Это разве пирожки? Это не пойми что, — вздохнул монах. — Никто уже пирожки не ест. А у нас по старинке все. И наместник приходит каждый день, проверяет, разламывает, пробует. Какие бы пирожки ни были, говорит строго, что тесто надо раскатывать тоньше. Ну, мы и раскатываем.
Я ем, вкусно ужасно, но не покидает ощущение, что мы какие-то самозванки. Может, здесь бомжи питаются или какие-то местные сотрудники, а мы сидим и лопаем чужую перловку.
— Тут братия обедает, в соседней трапезной, — успокоил меня Варсонофий и повел смотреть. Трапезная расписана недавно, краски яркие. В углу пианино, накрытое простыней, на нем кудрявятся фикусы, на столе самовар с баранками.
— Братия не просто обедает, — сказал вдруг Варсонофий, и под гулкими сводами его речь зазвучала как проповедь. — Монах должен постоянно присутствие Божие ощущать, а не плоть услаждать. Поэтому мы читаем. Что? Да вот хотя бы «Поучение святых отцов». Например, «чтобы избегать грехов, надобно размышлять об их последствиях». Или вот: «Один монах, приняв жидовскую веру, был изъеден червями».
Да, говорим, мрачноватый фон для чревоугодия. Варсонофий помолчал, будто решал, говорить нам или нет, и сказал:
— У меня сейчас прохождение послушания кротости и смирения. Ну, вы, наверное, заметили. Я всем рад, со всеми приветлив, как бы тяжело мне ни было. Но у меня пока это больше искусственное. Я вот два года в монастыре — и только сейчас стал ощущать
радость при виде людей.Господи, да если даже монахи специально себя заставляют людям улыбаться, тогда ясно, почему мирянам хочется порой кого-нибудь убить. Я спросила, сколько же длится эта фаза кротости.
— Всю жизнь, — сказал Варсонофий и улыбнулся.
Раньше он работал санитаром в нейрохирургическом отделении в Бурденко. Говорит, что уже тогда был не очень-то и злым — больные не жаловались. Но понял, насколько важно быть добрым, когда сам попал в реанимацию, где ему достались не самые гуманные медсестры на свете. Монахом Варсонофий хотел стать с десяти лет: он сам детдомовский, в детстве его очень испугал один воспитатель, и он решил, что уйдет в монастырь. Но случилось это только в сорок лет.
— Вот я по шестнадцать часов тут занят, — сказал он. — А столы опустеют, приду в келью после молитвы — и чувство тоски вечером. Утром бегу к братьям с радостью.
Я подумала: наверное, это сложно, когда каждый день сперва приходит наместник и ломает твои пирожки, потом тети в платочках, потом накрашенные девицы в джинсах, которые не могут осилить порцию перловки с грибами, потому что они на диете, а ты сиди и отвечай на все их расспросы, потому что у них, видите ли, драматургический семинар.
— Приходите каждый день, я вас буду ждать, обедом кормить, — сказал Варсонофий.
А я напоследок спросила его, как же достичь кротости.
— Люди должны любить людей. Важно к этому прийти. Пусть даже искусственно, через силу заставлять себя любить людей, радоваться им и быть добрым.
И добавил:
— Особенно в общественном транспорте.
Фото: Митя Гурин
источник - http://www.rusrep.ru/2010/10/fazy_krutosti/
