Когда она слышит музыку, к ней приходят видения — и это не фигура речи, а почти буквальное описание редкого неврологического феномена синестезии, который медицински зафиксирован у певицы Иды Марии. Сама Ида говорит, что синестезия не раз спасала ей жизнь («Так тусклые будни кажутся краше»), и различает собственные песни по цветам.

На концертах дочь норвежского джазмена ломает гитары, собственные ребра и чужие зубы (как‑то раз она подралась с участниками шведской группы Ziegeist — мол, они хотели выглядеть слишком модно); в песнях матерится, плачет, грозит. В ней легко заподозрить героиню рок‑н-ролла — но на деле все иначе; в сущности, в песнях Иды Марии действует лирическая героиня Лили Аллен, доведенная до психоза городская профурсетка, сорвавшаяся с резьбы. Это все тот же прогулочный поп, только окончательно превратившийся в истеричную мыльную оперу. В том, как Ида разгоняет до предельных скоростей востребованные в Британии амплуа, есть мастерство и есть фальшь.

В общем‑то, песни ее — это исповедь дрянной девчонки: со всеми положенными недостатками, но и не без достоинств.